Минни же говорит:
— Надеюсь, она задержит дыхание до тех пор, пока ее не разорвет и не разнесет в клочья по всему округу Хиндс.
Это она про мисс Хилли. Хотелось бы, чтоб Минни изменилась как-то, подобрела, но ничего не попишешь — Минни есть Минни.
— Хочешь перекусить, Малышка? — спрашиваю я, когда она в четверг возвращается из школы.
О, Мэй Мобли у нас уже большая девочка! Целых четыре года! Рослая для своих лет — люди думают, ей пять или даже шесть. И худенькая, в маму, а щечки пухлые. Но прическа у нее неважно выглядит. Она тут решила подстричь себя игрушечными ножницами, а вы знаете, чем такое обычно кончается. Мисс Лифолт пришлось отвести ее в салон красоты для взрослых, но и там они не смогли толком справиться. С одной стороны по-прежнему коротко, а впереди вообще ничего не осталось.
Готовлю Малышке еду — низкокалорийную, потому как мисс Лифолт только таким разрешает кормить ее. Крекеры, тунец, желе — и никаких взбитых сливок.
— Что сегодня проходили? — интересуюсь я, хоть Малышка и не в настоящую школу пока ходит. Как-то я спросила, а она и говорит: «Пилигримов. Они сюда приплыли, а ничего не выросло, поэтому они ели индейцев».
Я растолковала, конечно, что пилигримы не ели индейцев. Но дело-то не в этом. Дело в том, что мы должны следить, что творится в детских головках. Каждую неделю Малышка по-прежнему слушает секретные сказки Эйбилин, ее особые уроки. Когда Молодой Человечек подрастет, я и ему буду рассказывать сказки. Если, конечно, еще останусь здесь к тому времени. Но с Молодым Человечком, с ним все будет иначе. Он меня любит, но он дикий, как зверек. Подбежит, обнимет мои колени крепко-крепко, а потом срывается и мчится дальше по своим делам. Но если у меня и не выйдет ничего с ним, я не слишком огорчусь. Начало положено, и мальчонка, хоть пока ни слова не говорит, уже слушает все, что ему скажет Мэй Мобли.
Сегодня, когда я спрашиваю, что они проходили, Мэй Мобли бурчит:
— Ничего. — И надувает губки.
— Учительница тебе нравится?
— Она симпатичная.
— Вот и хорошо. Ты у нас тоже симпатичная.
— Как получилось, что ты цветная, Эйбилин?
Прежде дети уже задавали мне этот вопрос. Я, бывало, только смеялась в ответ, но с Малышкой хочется сделать все правильно.
— Потому что Господь сотворил меня цветной, — объясняю я. — Все в мире происходит только по этой причине.
— Мисс Тейлор говорит, что цветные дети не могут ходить в нашу школу, потому что они не такие умные.
Подхожу к Малышке, приподнимаю ее голову, ласково отвожу назад волосы:
— Ты считаешь меня глупой?
— Нет, — шепчет она с таким жаром, как будто ей важно, чтоб я поверила. И так огорчается, что пришлось сказать нехорошие слова.
— Тогда что можно сказать про мисс Тейлор?
Она молча моргает.
— Это значит, что мисс Тейлор не всегда права.
Она обнимает меня за шею и шепчет:
— Ты правее, чем мисс Тейлор.
Вот тут-то я и сломалась. Чашка моя переполнилась. Такие слова мне внове.
Четыре часа пополудни, и я изо всех сил спешу от автобусной остановки к церкви Агнца Божьего. Жду внутри, выглядывая в окошко и пытаясь перевести дух и унять дрожь в пальцах. Минут через десять подъезжает автомобиль. Оттуда выходит белая леди, и мне даже приходится прищуриться, чтоб рассмотреть внимательно. Леди похожа на хиппи, которых я видела по телевизору у мисс Лифолт. Короткое белое платье, сандалии. Волосы длинные, и никакого лака на них нет. Пышные волосы, сплошные кудряшки и локоны. Смеюсь тихонько — как же хочется выскочить наружу и обнять ее. Я шесть месяцев не видела мисс Скитер, с тех пор как мы закончили с поправками мисс Штайн и отправили ей окончательный вариант.
Мисс Скитер достает с заднего сиденья автомобиля большую коричневую коробку, подтаскивает ее к дверям церкви, будто старую одежду привезла. На секунду задерживается, глядит на дверь, но потом торопливо садится в машину и уезжает. Обидно, что ей приходится поступать таким образом, но нельзя провалить все дело еще до его начала.
Она уезжает, а я выскакиваю, заношу коробку внутрь, вынимаю одну книгу и просто смотрю на нее. Даже не пытаюсь сдержать слезы. Самая красивая книжка на свете. Обложка светло-голубая, цвета неба. Большая белая птица — голубь мира — расправила крылья от края до края. Название «Прислуга» напечатано черными буквами, дерзко так. Единственное, что меня тревожит, это имя автора. Там написано: Аноним. Я бы хотела, чтоб мисс Скитер поместила свое имя, но это слишком рискованно.
Завтра я раздам по экземпляру всем женщинам, чьи истории мы записали. Мисс Скитер передаст одну книжку в государственную тюрьму для Юл Мэй. В конце концов, именно из-за нее остальные согласились нам помочь. Но я слыхала, что Юл Мэй может и не получить посылку. Заключенным достается одна вещь из десяти, что им посылают, потому что надзирательницы почти все забирают себе. Мисс Скитер заявила, что, если надо, она передаст и десять экземпляров.
Приношу коробку домой, достаю оттуда еще одну книжку, а коробку заталкиваю под кровать. Потом бегу прямиком к Минни. Она на шестом месяце, но по ней и не скажешь. Когда я вхожу, Минни сидит за кухонным столом, пьет молоко. Лерой спит, Бенни, Шуге и Киндра лущат арахис во дворе. В кухне тихо и спокойно. Я улыбаюсь и протягиваю Минни ее книгу.
— Голубок ничего себе, симпатичный.
— Мисс Скитер говорит, голубь мира — это знак, что наступают лучшие времена. В Калифорнии, мол, народ такие значки на одежде носит.
— Плевать мне на народ в Калифорнии, — бурчит Минни, не сводя глаз с обложки. — Мне интересно, что насчет этого скажет народ в Джексоне.